Ученый из Воронежа — в Калининграде: «Консерваторы не являются противниками нового или развития как такового»

ИА Message RU. В Калининграде одним из участников прошедшего в БФУ имени И. Канта семинара по развитию гуманитарных дисциплин стал доктор исторических наук, профессор, руководитель центра по изучение консерватизма, директор Зональной научной библиотеки Воронежского государственного университета (Воронеж) Аркадий Минаков.

Об этом в Калининграде сегодня, 17 мая 2017 года, сообщил БФУ, как там водится, не указав дату события.

Как заявлено, Минаков прочитал в БФУ лекцию на тему: «Русский консерватизм в исторической ретроспективе». Ученый также нашёл время дать интервью, в котором рассказал о том, как религиозная доктрина формирует цивилизационный базис, может ли секулярное общество быть традиционным и почему консерватизм не противоречит идеям прогресса.

— Аркадий Юрьевич, вы уже много лет занимаетесь изучением истории русского консерватизма. Чем обусловлен выбор этого направления?

— Как минимум, двумя причинами. Первая — сугубо научная, академическая. Вторая — связана с общественно-политическим запросом. Начну с академической.

Нужно сказать, что эта тема в 1990-е годы еще мало была исследована, и, как академическая лакуна, чрезвычайно привлекательна для ученого. Как всегда, белое пятно влекло к себе своей загадкой. Ну, а что касается социально-экономического запроса, то здесь следует вспомнить, что в 1917 году наша страна вошла в стадию социалистического эксперимента. Очень мощный пласт идей, ценностей, политических технологий был реализован на отечественной почве. Проект, тем не менее, завершился крахом в 1991 году, и мы вступили в стадию другого эксперимента — на сей раз либерального. Сейчас можно говорить о том, что в ходе второго эксперимента и в обществе, и в элитах накопилось раздражение и разочарование. Началась обратная реакция. XX век оказался для нас кровавым, катастрофическим, поэтому стабилизирующие идеологии имеют сейчас очень большой спрос.

— Тем не менее, ваша научная деятельность началась с изучения одного из революционных течений.

— Да, когда я в середине 80-х годов учился в Воронежском государственном университете, меня очень интересовала судьба социалистической модели. Хотелось разобраться в её исходных ценностях, механизмах. Я ставил перед собой задачу понять каким образом сформировался строй, который за несколько десятилетий сумел смертельно надоесть большинству сограждан.

Моя кандидатская диссертация была посвящена так называемому нечаевскому делу и истории общества «Народная расправа», т. е. истокам терроризма и того явления, которое называется тоталитаризмом. Хочу обратить внимание, что знаменитый роман Федора Михайловича Достоевского «Бесы» был основан на некоторых сюжетах нечаевского дела. В произведении весьма подробно описывается идеология и практика «Народной расправы».

Надо сказать, что в советское время исследования, связанные с народниками и вообще — с представителями революционных течений, находившихся вне марксистско-ленинской догматики — особо не поощрялись. И именно поэтому интерес к этим темам был достаточно велик. В условиях крайне жесткой идеологической цензуры многие искали альтернативу существующей генеральной линии в родственных марксизму течениях. То есть, выбор темы был обусловлен моим личным интеллектуальный поиском. В ходе своих исследований я ближе познакомился с той доктриной, против которой выступали подобные Сергею Нечаеву люди, и постепенно именно она стала сферой моих научных интересов.

— Каковы истоки консерватизма как политического течения?

— Если говорить о консерватизме, как о европейском явлении, то он зародился в конце XVIII века, как реакция на Великую Французскую революцию. Эта революция явилась воплощением идей эпохи Просвещения, которое можно выразить в краткой формуле: «Свобода, равенство и братство». Звучит великолепно, но реализация этой идеологии на практике обернулся якобинским террором, казнью королевской семьи, чудовищной деморализацией общества, серией агрессивных войн. То есть, произошла колоссальная кровавая встряска.

Многие консерваторы, например Эдмунд Бёрк или Николай Карамзин, начинали как искренние поборники просветительских идей, но шок — культурный и нравственный — который произвели результаты Великой Французской революции, вызвали к жизни консервативную рефлексию. Она возникала как альтернатива революционному методу преобразования действительности.

Что же касается России, то здесь имела место реакция на последствия петровской революции. В начале XVIII века Петр I провел радикальные реформы, которые привели ко многим негативным последствиям. Резкое усиление роли иностранного влияния обернулось засильем иностранцев — в частности немцев — при русском дворе, нигилистическим отношением к собственной культурно-религиозной традиции и окончательным закрепощением крестьян, которые превратились в некое подобие античных рабов, расколу общества на европеизированный верхний слой и народные низы, сохраняющие приверженность к традиционному укладу жизни.

Впрочем, окончательно оформление идеологии консерватизма в России произошло позже. Первые русские консерваторы — Гавриил Романович Державин, Александр Семенович Шишков, Федор Васильевич Ростопчин — боролись с таким явлением, как галломания. В их дискурсе это была болезненная страсть ко всему французскому. Они выступали против пересадки французских политических, идеологических, культурных, бытовых моделей на местную почву. В частности, их не удовлетворяла ситуация, когда представители высшего сословия часто говорили на французском языке лучше, чем на русском.

Этой группе людей, которых принято называть «шишковистами», противостояли «карамзинисты», считавшие необходимо создавать современный литературный русский язык и шире — культуру — на основе заимствования западных культурных достижений. В первую очередь — французских. «Шишковисты» утверждали, что разумнее опираться на собственную традицию, которую они видели в церковнославянском языке, в языке русских летописей.

И, надо сказать, что этот спор — поначалу чисто филологический, лингвистический — впервые расколол русское общество. При этом, в самом начале XIX века, когда он возник, Шишков, Державин, Ростопчин воспринимались как забавные маргиналы, которые вышучивались в многочисленных эпиграммах и подвергались мягкому остракизму со стороны образованного общества. Но буквально через десятилетие Шишков стал, по сути, вторым по статусу человеком в империи — государственным секретарём. Во многом пересмотревший свои взгляды и сблизившийся с Шишковым Карамзин сделался светским духовником царской семьи и в первую очередь Александра I. А Ростопчин возглавил древнюю столицу — Москву — сыграв исключительную роль в событиях 1812 года.

Антигалломанская, антизападная составляющая первой волны русского консерватизма оказалась чрезвычайно востребованной в условиях тяжелейшей войны против одного из самых успешных полководцев мировой истории — Наполеона.

— Каковы на ваш взгляд причины Февральской и Октябрьской революций, столетие которых отмечается в этом году?

— Три великие идеологии современности — это консерватизм, либерализм и социализм. Если коротко определить суть каждой из них, то можно сказать, что в социализме главное — равенство и социальная справедливость. В либерализме ключевое слово — «свобода». Неважно какая: личная, политическая или экономическая. Краеугольным же камнем консерватизма является традиция. И в первую очередь религиозная традиция, из которой вырастает культурная традиция, бытовая традиция и так далее. То есть, всё, что характерно для того или иного цивилизационного ареала.

Что такое 1917 год с точки зрения консерватора? Это война против традиции. Те, кто пришел к власти, — большевики — были последовательными, яростными, непримиримыми противниками именно традиции как таковой. Если посмотреть их программные документы, то там речь идет о ликвидации частной собственности (это, с их точки зрения, необходимое условия для прекращения эксплуатации человека человеком) эксплуататорских классов, государства, буржуазного права. Там говорится о стирание национальных различий, о религии, как об опиуме для народа, и так далее.

То есть, мы видим, что ценности, которыми руководствовалось левое движение, были просто полярны тем, которые отстаивали консерваторы. Для консерваторов это была катастрофа. Не удивительно, что они воспринимали Октябрь как победу прежде всего лево-либеральных, а затем — крайне левых сил и слом исторической России.

Почему это стало возможно? Я думаю, что причины катастрофы 1917 года во многом определяются тем, что у страны оказалось недостаточно консервативного иммунитета против радикализма.

— Что представляет собой консервативная идеология сегодня?

— Консерваторы выступают против неких всеобъемлющих, универсальных, космополитических моделей мироустройства. Консерватизм апеллирует к национальным традициям. Национальные традиции — всегда специфичны, поэтому вряд ли возможно такое явление, как консервативный интернационал. Разумеется, в силу приверженности национальным традициям консерваторы более четко, чем представители других течений ставят вопрос о национальных интересах.

Как вы понимаете, само это словосочетание «национальные интересы» вступает в конфронтацию с логикой тех, кто причисляет себя к сторонникам единого мира.

Вместе с тем, стоит отметить, что в последнее время популярность набирает так называемый левый консерватизм, в котором особое внимание уделяется социальным проблемам. Это своего рода попытка синтеза идеи социальной справедливости с традиционными консервативными ценностями. Для этой части современных консервативных идеологов неприемлема олигархическая практика как на глобальном уровне, так и на уровне отдельной страны.

При этом они вовсе не ратуют за полное устранение социального неравенства — это утопия, но полагают, что минимизировать его вполне возможно. Для этого требуется политическая воля и поддержка тех слоёв, которые в этом заинтересованы.

Формула левых консерваторов проста: «ни нищих, ни миллиардеров». В остальном же представители этого течения придерживается базовых для консерватизма ценностей, главной из которых, как я уже сказал, является традиция. И прежде всего — религиозная.

— На религиозной традиции хотелось бы, с вашего позволения, остановиться подробней. Можно ли говорить о наличие таковой в России после 75 лет советской власти? Разве она не прервалась? В Калининграде первая православная церковь открылась лишь в 1985 году. При этом в соседней Польше костелы были полны в советское время и полны сейчас…

— Я предлагаю вспомнить об основах цивилизационного подхода, которые были сформулированы, например, Николаем Данилевским, Арнольдом Тойнби и Самюэлем Хантингтоном. Нет никакого единого человечества. Существуют отдельные цивилизации — китайская, индийская, африканская, русско-православная, англосаксонская и так далее. В каждой цивилизации свои представления о неких базовых вещах о добре и зле, о смерти, о богатстве, об отношении к ближнему, о трудовой этике, об отношении к природе.

Как рождаются эти представления? Они вырастают из религиозных верований. И даже, если цивилизация вступает в фазу секуляризации, нормы, представления о том, что хорошо, а что плохо, как следует поступать, а как — нет, продолжают действовать. Таким образом получается, что степень воцерковленности и приверженность к определенных христианским ценностям не имеет жесткой связи. Иными словами — вы можете разделять эти ценности, будучи атеистом.

В целом хочу отметить, что вопреки расхожему мнению, консерваторы вовсе не являются противниками нового или развития как такового. Они являются противниками абсолютизации самого принципа новизны. Их позиция состоит в том, что на изменения следует идти когда они, во-первых, назрели, а во-вторых, когда они опираются на предшествующую традицию. В этом они видят гарантию от тех кровавых издержек, которые несут революции. Консерватизм не только консервирует, он напоминает, актуализирует и стремится к возрождению. Пафос консерватизма зачастую обращен не в прошлое, а в будущее.

Разумеется, были такие формы консерватизма, которые почти полностью отрицали прогресс, права человека, но они остались в XIX веке. Современный консерватизм никоим образом не противоречит идеалам свободы. Свобода и традиция вполне совместимы.

Беседовал Кирилл Синьковский (БФУ имени Канта, Калининград).