Профессор Липкин: конфронтация в мире закончится тогда, когда придет понимание общности целей и глобальной ответственности

В Калининграде «в начале февраля» в БФУ имени И. Канта состоялась научно-практическая конференция, посвященная 70-летию Совета экономической взаимопомощи (СЭВ).

Об этом в Калининграде сегодня, 11 февраля 2019 года, сообщил БФУ, как там водится, не уточнив дату (период) события.

Известно лишь, что одним из участников форума стал директор Института всеобщей истории РАН, доктор исторических наук, профессор РАН, профессор МГИМО (У) Михаил Липкин.

В интервью коллегам из БФУ он рассказал, зачем нужно изучать опыт СЭВ, почему распад этого интеграционного объединения привел к угрозе Нового Средневековья и чем может обернуться для Евросоюза Брексит.

— Михаил Аркадьевич, СЭВ задумывался как альтернатива мировой капиталистической системе. Насколько он оказался эффективен в этом качестве?

— Ответ на этот вопрос зависит от того, с какой стороны смотреть. Если мы говорим об итогах, то здесь СЭВ потерпел поражение. Это совершенно очевидно. Но на определенных этапах своего развития (например, в 60-е годы) он представлял собой вполне успешную и конкурентоспособную модель.

СЭВ создавался во времена жесткого идеологического противостояния и был изначально востребован. И, можно сказать, необходим. В 1947 году стало понятно, что План Маршала невозможно распространить на Восточную Европу, но её реконструкцией тоже кто-то должен был заниматься.

Иногда можно услышать, что на западе Европы реконструкция была, а на востоке — нет. Но в действительности на Востоке тоже была реконструкция. И именно СЭВ являлся её главным инструментом. Понятно, что переживший страшную войну Советский Союз не обладал такими свободными технологическими и финансовыми мощностями как США, основная территория которых не пострадала в результате военных действий. СССР делился со своими союзниками, чем мог.

Разумеется, он при этом преследовал свои геополитические и идеологические интересы. Тот, кто давал деньги и восстанавливал инфраструктуру, тот, кто помогал, тот и диктовал условия. Тут уж ничего не поделаешь. Это общие правила игры. Не будем забывать, что план Маршала тоже создавался не только для восстановления разрушенных войной экономик, но и для того, чтобы ослабить влияние коммунистических партий, которое после победы Советского Союза во Второй Мировой войне было колоссальным. В материалах по Плану Маршала — например, во французских архивах — можно найти массу документов, которые говорят о том, что на переговорах США давали прямые указания своим партнерам — какие отрасли экономики развивать, куда вкладывать полученные средства. Со стороны Соединенных Штатов это тоже был диктат. Хотя, конечно, более завуалированный.

—Почему мы должны изучать опыт СЭВ, который распался в 1991 году?

— Потому что во многом этот опыт уникальный. Прежде всего — это опыт поиска компромиссов между странами с разными интересами, разными уровнями развития экономик, с разной исторической спецификой и так далее.

Вот мы с вами вначале говорили о диктате. С одной стороны, он, конечно, имел место, но с другой, ситуация не была однозначной и черно-белой.

Если сравнивать два интеграционных объединения — западно-европейское и восточно-европейское, то мы увидим, что на Востоке страны гораздо сильнее, чем на Западе, держались за свой суверенитет. И Советский Союз вынужден был с этим считаться. Например, с поведением Румынии, которая пыталась диктовать свои условия под угрозой выхода из СЭВ, но не выходила, так как имела свой интерес, и активно влияла на общую политику организации.

Не стоит также забывать, что в СЭВ были интересные наработки, связанные с политикой в отношении стран Третьего мира. В основе там лежал принцип справедливого разделения труда и доступа к технологиям и вообще — идея справедливости.

Можно, конечно, говорить о том, что под справедливостью каждый понимает что-то свое, но невозможно отрицать, что СЭВ довольно успешно удавалось интегрировать слаборазвитые страны в мировую экономику.

Сейчас в связи с появлением «потерянных» для цивилизации территорий, вроде Сомали, реально встала угроза, так называемого, Нового Средневековья. И корни её в том, что сэвовский опыт работы с развивающимися странами был отброшен.

При этом запрос на справедливость, на равенство в отношениях между государствами звучит сегодня все громче и громче. И вообще, если присмотреться, в долгосрочной перспективе мир разделен не по линии «Запад-Восток», он разделен по линии «Север-Юг». Мы с Западом, Китаем, Индией сидим в одной лодке. Это мало кто сегодня понимает.

—Но как бы то ни было, СЭВ распался. На каком этапе он пережил себя?

— Кризис СЭВ наиболее остро проявился в 80-х годах, когда он не смог перейти на интеграцию разных скоростей. Наиболее передовые страны хотели глубже интегрироваться с Советским Союзом, менее развитые — наоборот дистанцировались, опасаясь стать аграрным придатком.

Ахиллесова пята Совета экономической взаимопомощи — вопрос единых цен в рамках плановой экономики, которые были бы согласованы со всеми странами. Цены, по сути, так и не удалось согласовать. Все время были недовольные. Свою роль, конечно, сыграл Китай, который и расколол социалистический лагерь. Советский Союз делал всё, чтобы сохранить видимость единства. Он очень боялся выхода Румынии. Хотя, казалось бы, — ну вышла бы Румыния, ну и что? С экономической точки зрения это не стало бы катастрофой. Но тогда на первое место ставилась идеология. И это, конечно, тоже повлияло на судьбу СЭВ. К концу 80-х большинство стран Восточной Европы были уже закредитованы западными банками и ориентированы на западные рынки. Поезд ушел.

—Какова перспектива Евросоюза? Насколько долгоиграющим может быть этот проект?

—Этого вам ни одна Кассандра не скажет. Но запас прочности у этого объединения, как представляется, большой. Если посмотреть советскую периодику, то там чуть ли не каждый день пророчили крах «загнивающему Западу». Но не случилось. Да, кризисов было много — и в 60-х годах, и в 80-х, и сегодня Евросоюз переживает непростой период. Но целом я не вижу причин, по которым представители всех стран, которые в него входят, собрались бы и сказали: всё, нам больше не нужно быть вместе, расходимся. Все-таки плюсов у ЕС больше, чем минусов. Кто-то может и выйдет из него, а кто-то, наоборот, войдет.

Сейчас Великобритания, что называется, застыла в дверях. Она уходит и одновременно не уходит. Если она все-таки решится покинуть Евросоюз? Выдержит ли этот удар объединенная Европа?

Да выдержит, конечно. Более того, есть основания полагать, что Евросоюз будет без Великобритании развиваться более динамично. Она ведь в известной степени тормозила его — не вошла ни в зону евро, ни в Шенген.

—А чем для самой Великобритании может обернуться этот «развод»?

— Думаю, что она вряд ли останется одна. Она будет искать возможности сформировать какую-нибудь свою конфигурацию. Возможно, активизировать «Содружество наций» — бывшие колониальные территории, от преференциальных связей с которыми пришлось отказаться, вступая в ЕС. Не исключено, что вокруг Британии сложится еще один аналог БРИКС.

Возможно также, что у нее поменяется отношение к России, и она создаст с ней новую геополитическую комбинацию. России это, кстати, тоже может быть выгодно. В конце концов, конфронтация не может длиться вечно. Очевидно, что она закончится тогда, когда придет понимание общности целей и глобальной ответственности, стоящих выше мелких тычков и обид, которые мешают видению будущего. Но когда и как — пока непонятно.